Заря писала розовой ладонью Лишь первый штрих на утреннем портрете, А рыбаки уже на Маликоне, Забив места, стоят у парапета. И вот в руке лучом сверкнула ласка. Три взмаха в небо – и грузок летит. И падает в волну в коротким всплеском. Ее перебивая на пути.
Наживка ждет. Глаза – на леске зорко. На леске палец, словно не курке. Рывок – и вот серебряная горка Из чешуи у рыбака в руке.
И бьется рыба, вымазав ладони. Проснулся в рыбаке азарта зов. И он, подняв трофей, на Маликоне Показывает первый свой улов.
Мне это с детских лет еще знакомо. Но вместо океана – лишь река, И я ловлю лучи рассвета дома. Рыбак везде похож на рыбака.
08.12.1000 г.
СКАЖИ, ЧЕ ГЕВАРА
Зачем тебе сердце, скажи, Че Гевара? За всех ему боли чужой не сносить. В груди мое сердце пылает пожаром – Зовет мое сердце свободу любить.
Зачем тебе руки, скажи, Че Гевара? Кого же ты ими хотел обнимать? Чтоб песню свободы играть на гитаре И эту свободу с ружьем защищать.
Скажи, Че Гевара, какого ты роду? Какая земля твое имя хранит? Отчизна моя там, где слово свободы Свободных людей и свободно звучит.
Зачем тебе жизнь? Ты скажи, Че Гевара. Затем, чтоб от боли украдкой стонать? Свобода и сильным дается недаром. А я за свободу что смог бы отдать?
28.11.2003 г.
СТАРИК И МОРЕ
Волна, как маятник, качалась. Отсчитывая дань векам. То приходила, то прощалась То гибла молча на песках.
Стояла жаркая погода. Купался даже солнца лик. И мы купались. А поодаль Сидел, окаменев, старик.
Сидел старик как изваяние, Как темной меди монолит, Пытаясь вспомнить заклинание, А может, что-то из молитв.
А солнце жгло молочным слитком. Старик сидел по пояс гол. И разделить такую пытку К нему я тихо подошел.
С улыбкой встретились два взгляда. Рукой он показал мне сесть На место, где лежала рядом Рыбачья старенькая сеть.
Не помнящие цвета брюки, Закатанные до колен, Сухие жилистые руки, На них – шпагаты синих вен.
Давно потухшая сигара Торчала с губ тупым концом. На коже медного загара Морщины резали лицо.
Прошедших лет пушистым пеплом Следы виднелись в волосах. Но взгляд у старика был светлым – Еще горел костер в глазах.
Старик нацелил взгляд свой в море, На ушедший к берегу косяк. В его азартном, страстном взоре Прочел я, что старик – рыбак.
Тревожить старика не смея, Себя я мысленно спросил: Возможно, он с Хемингуэем Рыбачить в море выходил?
А может, Пушкин о нем ведал, Когда писал о рыбаке? А может, вместе два их следа Сошлись на этом старике?!.
Волна, как маятник, качалась, Неся минуты на руках. И время на песок плескалось, Не тронув только старика.
01.03.1999 г.
СЕДИНА
Стройный негр с молочными белками Белую ладонь мне протянул. Улыбнулся белыми зубами. Головою белою кивнул. Темный бархат шоколадной кожи Инеем венчала седина. И на этом темном фоне строже, Четче выделялася она. Улыбнуться я ему пытался. А в глазах застыл немой вопрос: Ну, откуда здесь у негра взялся Совершенно белый цвет волос? Пусть у нас, за далью, за морями, Где зима метелями полна, Падает на волосы снегами – Вот от них у нас и седина. Даже иней не дает покоя, Серебрит виски не по годам… А на Кубе ведь другой же пояс: Море, солнце и тепло всегда. Круглый год здесь апельсины зреют, Солнце пьет банановый желток. Почему у негра вдруг белеют Кудри, словно сахарный песок? Отчего? Быть может, в час прибоя Пену ему бросило волной?.. Просто мы одной, наверно, болью Все болеем на земле одной.
25.12.1999 г.
СКАЗКА
Я так люблю, когда волна, Невиданных страстей полна, Срывая с океана маску, Идет на берег. Тот с опаской Глядит трусливо, чуть дыша. А первая волна, шурша, Минуя полосу песка, О камень тронула слегка. Погладила подножье камня, Но камень спит. Волна отплыла, Чтоб вновь приплыть, набравшись силы. Она упорно приплывала. Уже и грудь ему ласкала, Но камень не открыл ей глаз. Так повторялось восемь раз… А на девятый, разозлясь, Волна высоко поднялась, Одежды сбросила мгновенно, Оставив в косах гребень пенный, Чуть-чуть перед прыжком согнулась, На миг застыла и… рванулась, Все на пути своем сметая, Бесстыжая, грешна, нагая. И вот она, уже тугая, Холодный камень обнимая, К нему прильнула в поцелуе. А камень, грудь ее почуяв, И запах кос ее глотнув, Седые веки разомкнув, Отбросив прочь остатки сна, В истоме сладкой застонал От мощи страстного прибоя, Волной покрытый с головою. И стон его с волны шипением Сливались вместе в наслаждении. И сильный ветер на руках Нес этот звук за облака. Весь берег в пене ждал, робел. К нему волна, лишь ослабев, Скользила по песчаной плоти, Чтоб сбросить пенные лохмотья… В ночь звезды брызгами зажглись. Волна и камень разошлись. Устав, и от любви пьяна Скотилась в океан волна. А камень продолжал дрожать, Пытаясь за волной бежать… Лишь солнце разбросало краски – Волна уснула, видя сказку.
04.12.1999 г.
ПЕТУХ
Еще не смысля ни черта, Откуда взялась духота Густою ночью в октябре, Едва лишь только на заре Над нами начал сон вздыхать, Раздался голос… петуха. Такой знакомый и родной, Как-будто звал назад, домой. Взрывая ночь, врываясь в слух, Про кукарекал нам петух. Откуда? Где он? Неужели? Мы на девятом этаже. От мест родных за тыщи миль. Гавана. Маликон. «Дювиль». А тут нам – петушиный звон. К окну сбежались, а в окне Лишь крыши горбятся во сне. А рядом, на одной из них, Как-будто из зари возник, Петух с золоченным крылом Вещает ночи перелом. Еще дома в Гаване спят, Но криком сон уже распят. Под ночью подведя черту, Поет в Гаване наш петух.
01.12.1999 г.
ВАРАДЕРО
Солнце дарит здесь ласку без меры. На причалах стоят облака. В лимонадных песках Варадеро Утопают и грусть, и тоска. За волною волна набегает, И мелодия нежно звучит. Говорят - на Земле нету рая… От него в Варадеро ключи! Солнце носит здесь сомбреро, Пляшет румбу океан. За улыбкой Варадеро Едут люди многих стран. Варадеро, Варадеро! Я к тебе лететь готов, Потому, что сердцем верю В твою дружбу и любовь. Горьковато-медовым прибоем Мне прохлада целует уста. На песке я дворец себе строю, Чтобы в грезах являться сюда. Варадеро, всегда ты со мною. Буду видеть во снах я не раз, Как целуется берег с волною, Как на пальмах шуршат веера.
27.11.1999 г.
КРОКОДИЛЫ
Тушами на камни навалились. Знай поди – где хвост, где голова, Плачут горемыки-крокодилы: Тесно им на этих островах. Мы за сеткой сглуридились все скопом. С жутью взглядом бродим по воде. А с воды за нами перископы Крокодильих глаз следят везде. Незаметно движутся, лениво, Приближая берега черту. Бросишь что-то в воду, и игриво Ловят крокодилы на лету. Переводчик с именем Серега Нам поведал крокодилий стиль – Крокодил за жертвой по дороге Может мчаться, как автомобиль. Он на пальму указал глазами: (гладкий серый ствол со всех сторон) Если крокодил бежит за вами, - Влезете тогда и на бетон. И услышал голос я соседки. Молвила, со страху чуть дыша: Ох, как хорошо, что мы за сеткой. Все-таки спокойнее душа.
27.11.1999 г.
* * *
Рука не в силах написать в анкете, Что не в ладах с испанским языком. И на вопрос, не зная, что ответить, Пишу в графе разборчиво: знаком.
Поклясться вам на Библии готов я, Доказывать всегда и всем, везде – Из иностранного лишь знаю пару слов я: Пожалуйста, спасибо, добрый день.
С таким запасом можно за границу. Вы дайте визу – я не побоюсь. Поймут меня совсем чужие лица, Я с ними обо всем договорюсь…
Уже так было. Я на Маликоне, Зажав в груди волнения сладкий ком, Сжимал чужие теплые ладони И говорил понятным языком.
30.11.1999 г.
* * *
Ты прости меня, Куба, прости: О тебе я ни строчки, ни слова. Четверть века промчалось почти, Но рождаешься в памяти снова.
Я тебе – и не друг, и не брат. Просто так, рядовой любопытный. Но живет предо мною накат Океанской волны первобытной.
Ты зимою приходишь ко мне Белогривой прозрачной волною. И в туманной висят пелене Маликона огни надо мною.
Мою память тревожит набат, И во сне я к тебе прилетаю. Я тебе и не друг и не брат… Только в сердце ты, Куба, не таешь.
26.11.1999 г.
ГАВАНСКИЕ ДЕТИ
Они сидят на парапете. Смеется с ними Маликон. А океан гаванским детям Шлет за волной волку – поклон.
И волны, кланяясь, гурьбой Игриво пенятся вдали. Они смеются над прибоем. Купаясь в водяной пыли, Кричат и машут пароходу, Что шел степенно на маяк. Их крик со смехом падал в воду, Но утонуть не мог никак.
Галдят ребята, словно птицы, Вот только слов не мог понять. Но радость детскую на лицах Успел на память я заснять…
На фото лишь немая сцена: Застыл на лицах смех немой, Застыла белой гривой пена, Но не застыл в глазах прибой.
27.11.1999 г.
* * *
Ну вот и всё. У трапа самолет. На доброй Кубе мой последний шаг. Последний взгляд. Разбег – и плавный взлет. Но расставаться не спешит душа. Она не верит, что пришла пора, И сказка оборвалась среди дня, Что будут над Гаваной вечера Ходить как прежде, только без меня. Душа не хочет и не верит в то, Что видел я в последний раз маяк, Что Куба остается за бортом, И мне не возвратиться уж никак. Не вырвалось с души прощальных слов, Не в силах был проститься я в тот миг. Прости меня. И за мою любовь Души моей хоть зернышко прими.
07.02.2000 г.
КОФЕ
На завтрак кофе, на обед. На ужин – кофе с молоком. Дурманит нас кофейный бред. На пользу нам или во вред Стоит кофейный в горле ком?
Кофейный блеск на цвете кож, Лишь белая ладонь руки. На куст кофейный негр похож: В зрачках – кофейной гущи дрожь, И цвета сахара – белки.
Кофейной зелени налет На гриве и груди коня. Поводья резвый всадник рвет, Но замер бронзовый полёт На площади средь бела дня.
Кофейный горький аромат. Кофейной гущей ночь густа. И фонарей – молочный ряд. Ласкал меня кофейный взгляд, И были сладкими уста.
26.11.1999 г.
* * *
За морем все товары - за полушку, Накинув на желания узду, Я приобрел красивых две ракушки И к ним – окаменевшую звезду.
Я понимаю – в тряпках нету толку: Поносишь, выбросишь – и с памяти долой! А две ракушки и звезда на полке Хранить мне будут ласковый прибой.
И вот теперь, не выходя из дома, Ракушку к уху бережно прижму, И слышу голос я волны знакомый, Шумит она ко мне сквозь перламутр.
Лежат две перламутровых ракушки. Молчит окаменевшая звезда. Живут они не просто, как игрушки. О Кубе память. Память навсегда.
05.03.2000 г.
РОДЕО
А с утра на Варадео Из машин чей-то зов Приглашает на родео – Укрощение быков.
На песке, вдоль океана, И трибуны, и загон. За дено вырос деревянный Чудо-мини-стадион.
Вот звучат фанфары звонко - Стал наездников квадрат. Открывает амазонка Укротительный парад.
Гордо держатся ковбои. Все готовы на бросок. Шеи изогнув дугой, Кони бьют, храпя, песок.
Все заполнены трибуны, Но теснятся для гостей. Объясняют что-то бурно, Нарастает шквал страстей.
На трибунах – шум прибоя. С океана ветер свеж. Вот теленок – хвост трубою – Вылетает на манеж.
Лассо всадника – вдогонку На секунды счет идет. Ноги связаны теленка. А в кого-то – недолет.
Вновь трибуны рукоплещут. На арене бык другой. И не маленький. Похлеще. На коне за ним - ковбой.
Конь его с быком сравнялся. Он с коня – да на рога. Гнет быка, но тот не сдался, А секунда дорога.
Все усилия напрасны. Бык рванул – ковбой летит, Пол трибуны громогласно Неудачнику свистит.
Вот звучат аплодисменты – Кто-то едет на быке. Но бывают и моменты: Бык взбрыкнет – ковбой в песке.
Тут уж клоуну есть дело. Выручает седока. Чем-то красным мажет смело Перед носом у быка.
Бык достать рогами хочет, Весь от ярости дрожа, Бьет песок. Толпа хохочет, Ну, а клоун убежал.
Подоив коров, ковбои Со стаканом молока Мчатся к финишу гурьбою, Чтоб его не расплескать…
Веселится Варадео. Стал закат на плечи дня. Ах, родео! Ах, родео! Мне бы тоже на коня!..
07.02.2000 г.
* * *
Бурлит и пенится волна, Со страшной силой бьет о камень. Его лишь может раздробить она, Но искру в нем ей не зажечь. Веками.
* * *
Устав от бурь и ураганов, Волна, зализывая раны, Ложится тихо на песок И ненасытными губами, Глотая капельки, по граммам, Пьет из него… лимонный сок.
25.12.1999 г.
* * *
Стеной стояла предо мною ложь. Такого отродясь я не видал. Как ни гляди – границы не найдешь – Смешалось всё – и небо, и вода.
Стояла слизью серая стена… Но вот рассвет зарей провел черту: Зарделась нежно первая волна, И небо оторвалось в высоту.
За горизонтом плавился рубин, Ежеминутно собираясь в диск. Поднялся грудью океан с глубин, Рождая солнце из своей груди.
Пеленками нависли облака. И парус солнца бросил свой причал. А мне казалось – будто сквозь века Рождалось вновь Начало Всех Начал.
25.12.1999 г.
СТАЛАКТИТОВАЯ ПЕЩЕРА
Все глубже в пещеру ступени. Шевелится страх под ребром. На стенах зловещие тени Грозятся Господним Судом. Казалось, иду к преисподней: Вокруг духота, полумрак. И вдруг, как по воле Господней, - Фонарь, как сиянье утра. При этом искусственном блеске Явилось видение мне: Висят сталактитов подвески В жемчужной своей белизне. Свисает ко мне водопадом, Застывшая чудо-река. Как-будто земные все клады Подвесила чья-то рука. А если взглянуть всесторонне, То можно увидеть и так: Земля свои белые корни Сквозь камни пустила сюда. А может, раздвинув граниты, Свисают ко мне с потолка, Запрятав себя в сталактиты, Застывшие в каплях, века.
03.12.2001 г.
* * *
По известковым звездам и конькам, Ногой определяя их сквозь ил, Я утром шел, как-будто по векам, На остров, что меня к себе манил.
Рассветная зарилась полоса. По грудь в воде, почти что наугад, Я шел туда, где ждали чудеса. А может даже быть – пиратский клад…
Но остров оказался тих и пуст – На семь шагов гранитная плита Да чудом прицепившийся к ней куст. Лишь ветер волны с шорохом листал.
Бог с ним, с тем кладом. Проживу и так. И без него в душе я ликовал. Ведь мне весь остров, пусть – всего с пятак – С сегодняшнего дня принадлежал.
24.12.1999 г.
РИМ В ... ЧАСОВ НОЧИ
Глядит на землю высота Сквозь туч разорванное платье. И вот она - моя мечта — Внизу раскинулась распятьем. Да, это - Рим! Да. Вечный Рим… Лежит внизу жемчужной сетью. Неповторим. Необозрим Пришел ко мне с тысячелетий. Шагнув из древних площадей, Он заглянул в иллюминатор. А с ним, покинув Колизей, В старинных латах гладиатор. Летит над Римом самолет. А я ищу сквозь ночь глазами: Ну, где же тот водопровод, Твоими сделанный рабами? Спит город на семи холмах. Молчит древнейшая столица. А где-то памятью в домах Живет кормилица-волчица.
26.11.2001 г.
ТРЕВОГА
Расплавленным металлом В глаза плеснула боль - И сна как не бывало - Разбит на сотни доль. Секунда - снова темень Оконных витражей. И вдруг в ночное темя Вонзилось сто ножей. Сто фосфорных кинжалов В один соткались луч - Прожектор остро жалит Таинственную мглу. И звезд жемчужных зерна Вот-вот на нем пойдут. А луч уже на волнах Рассыпал изумруд... Потом от океана Отрезал он пески... Красиво? Да. Но странно Пульсируют виски. Все стало как-то сложно: Прожектор, пляж и сон. И бьется мысль тревожно: А вдруг Плая Херон? Откуда? Быть не может! К чему дурацкий страх? А сердце что-то гложет До самого утра... А утром все сомненья Растаяли, как воск, - То были лишь ученья Для пограничных войск.
24.11.2001 г.
РАБАТ
Табло сверкнуло, как набат. На всех пристегнуты ремни. Под нами Африка. Рабат. И тридцать градусов в тени.
Летят дома из белых стен Навстречу белою толпой. И зелени прохладной тень Плывет над красною землей.
Траву под килем причесав, Наш лайнер на бетонке стал. Заправка будет два часа, И просят нас в транзитный зал.
Замолкнул двигателей вой. Схожу по трапу и- момент: Я пробую своей ногой Мне не знакомый континент.
От духоты раскрытым ртом Глотаю дождевую пыль. И сознаю, хотя с трудом: Я - в Африке. И это - быль.
25.11.2001 г.
* * *
Своим трепещущим пером, Дрожащим словом К тебе невидимый паром Я строю снова. Одолевая рубежи, Что ждут за домом, Моя упрямо мысль бежит За тем паромом. Туда, где старый твой маяк Зовет к причалу. И где к тебе любовь моя Нашла начало. Туда, где я когда-то был В гостях нежданно И сердцем брата полюбил Тебя, Гавана.
23.08.2001 г.
ПЛАЯ ХЕРОН
Опустилось небо низко – Прямо на асфальт. Вдоль дороги обелиски Серые стоят.
И чем ближе подступает К нам Плая Херон, Боль на сердце нарастает Пройденных времен,
Где давались только сутки На исход войны… И гремели залпы жутко С вражьей стороны.
Здесь, как будто в Сталинграде – Нужно всё стерпеть. Победить свободы ради, Или умереть.
Как досталась та победа И какой ценой Может только нам поведать Обелисков строй…
Опустилось небо низко. Ждет дорогу даль. Вдоль дороги обелиски – Вечная печаль.
23.11.2001 г.
КАКТУС
Встречает солнце он в штыки, Хранитель влаги. Его с шипами языки Торчат, как фляги.
Под ним - песчаный бугорок Лимонной долькой. И тень его наискосок Темнеет с горки.
Над ним - молочный солнца диск В бездонной чаше. А он стоит, как обелиск От жажды павшим.
20.08.2001 г.
КУБИНСКАЯ ОСЕНЬ
Олеандровая роща На запятках гор. Ручеек прозрачно-тощий Рвется за бугор. Небо цвета купороса. Солнца медный таз На лицо загар наносит, Обжигает нас. Роща тенью пьяной бредит В яде духоты, А над нею желтой медью Плавятся цветы. Ну, какая это осень?! Нет такой поры: В ноябре - плюс двадцать восемь! — Градусов жары.
08.09.2001 г.
СТАКАН ВОДЫ
Здесь веяло какой-то древней далью: В испанском стиле двор, фонтан и дом. Седой мулат с манерами идальго Мне протянул стакан воды со льдом.
Вода со льдом в жару - такое благо! Я пил, ее смакуя, - не спешил... Из рук мулата сладостная влага Лилась ответом на вопрос души.
А он давно измучил меня жаждой: Живя в Гаване, знать хотелось мне, Какие люди, обществом и каждый, Живут на Кубе - в солнечной стране.
Бродил я днем и ночью по столице, А времени туристского в обрез. На свой вопрос искал ответ на лицах В том непонятном жарком ноябре.
И вот мулатом, правнуком Каримов, Улыбкой мне ответ произнесен. И я ответил: «Грасио – спасибо – За воду, за улыбку и за все...»
Седой мулат в готическом квартале Мне протянул стакан воды со льдом И мы друг другу сразу ближе стали... Я воду не допил. Оставил на потом.
19.08.2001 г.
СКАЖИ МНЕ, КУБА
Скажи мне, куба, кто я для тебя? Другой страны и подданный, и житель. Случайно я вошел в твою обитель, Но в сердце берегу ее, любя.
Я вспоминаю, память теребя, Навстречу мне распахнутые души. Не повстречаешь в мире этом лучше, Что так могло бы выразить себя.
Твои улыбки помню до сих пор – Мое причастие и моё крещенье. И, наслаждаясь этим восхищением, К тебе я, Куба, направляю взор.
Плыву на остров, мыслями гребя. Пересечением чувств и вспоминаний И часто зарождается в сознании – Скажи мне, куба, кто я для тебя.
Не сын тебе я вовсе и не брат. А просто, - пролиставший твою книгу. Но, если назовешь меня «амиго» – От всей души я буду очень рад.
21.08.2001 г.
* * *
Вновь накатилась память болью острой. Но от неё бежать я не хочу. Тоскует обо мне скалистый остров – На парусе мечты к нему лечу…
Вот океан. До горизонта – гладью. И островочек. Ну, совсем пустяк. Его лишь крабы панцирями гладят, - Щекоткою шлифуя известняк.
Там нету места ни тоске. Ни грусти, Хотя безмолвный каменный пейзаж. И как сюда попал зеленый кустик?! – Такая радость для души и глаз.
Он в уголке лежит корявой тенью. Под знойным солнцем робко, чуть дыша. И под его прохладно-липкой ленью Я убиваю время не спеша.
С терпением жду, вот-вот наступит сказка: Вдруг волны с изумлением замрут И будет рассыпать дельфинья пляска Бесшумным взрывом к солнцу изумруд.
21.02.2003 г.
РОЛАНДО
На склоне дня на Маликоне Мы познакомились вот так: Из слов его с трудом я понял, Что он – механик и рыбак.
И что зовут его – Роландо. Как оказалось – сверстник мой. И что живет совсем он рядом. И приглашал к себе домой.
В часы рассвета и заката Делили мы рыбацкий клев. И я, не ведавший когда-то, Что можно говорить без слов,
Царапая на парапете Египетские письмена, Мог на любой вопрос ответить. Всему давал я имена.
Ломалась речь, ломались фразы, Но все же на одной сошлись, Пускай не просто и не сразу, Мы - сыновья одной Земли!..
Я на другом конце планеты, Взрываясь голосом в зенит, Кричу – Роландо! Как ты? Где ты? Ну хоть разочек намекни.
28.11.2001 г.
КУБИНСКИЙ СИНДРОМ
В ночь, на первое января, Поднимаю с эскадры мыслей Стопудовые якоря. Паруса, что почти обвисли
И оборваны по краям, Наполняю своим дыханьем Курс беру я на твой маяк, Остров Куба – моё желанье.
Я в Гавану вчеканю шаг, В тротуары, в дома срастаясь. И надеюсь, чья-то душа Мне протянет ладонь, братаясь…
Заболевший Кубинским синдромом, Я срываю с души якоря, Обжигаясь гаванским ромом В ночь на первое января.
28.11.2006 г.
ВЕЧЕР
От вечный движений устав, Волна прилегла на мели. А вечер целует в уста Семь футов надежд под килем.
О камни щекочется рябь, Как память шального фронта, А вечер, подняв якоря, Сливается с горизонтом.
Собрав на последнем луче Все брызги заката в пламя, Он всхлипнул и… сразу исчез, Оставив звезду на память.
28.11.2006 г.
* * *
Вечер. Варадеро. Люди в баре. Лунный в небесах висит плафон. И знакомым голосом Ротару Старенький звучит магнитофон.
И в глазах – цветет червона рута, Косы расплетает водопад. И представил каждый, на минуту, Прелести зелёные Карпат.
Упоённый голосом Ротару, Океан задумчиво молчал. А кубинец черный под гитару, Улыбаясь, песню подпевал.
И она по глади океана Нас домой звала издалека. На тропинке лунной вдруг, нежданно, Вспыхнула по Родине тоска.
20.02.2005 г.
ПОХОЖИЕ!
Здесь вовсе нету полутонов. Здесь – лакированный контраст. Здесь – ночь, как-будто многотонный Угля блестящий, черный пласт.
Здесь вечер уплывает резко За океановый висок. Как-будто дергают за леску И тонет солнце-поплавок.
Рассвет приходит на минуту. Полоска света – сразу день. И пальма, в небо дыбясь круто, Уже в песок бросает тень.
Здесь всюду пахнет океаном. За горизонтом видно даль. Здесь льё1тся солнце, как ни страшно, Как-будто сваренная сталь.
Здесь дождь не капает, дымится. Цветы окраскою горят. На яркость ставку ставят птицы. И насекомых целый ряд…
Здесь всё на наше не похоже. Но отмечал я каждый раз – На Кубе люди – с разной кожей, Но все похожие на нас.
